Главная > Толкования > 1 Кор., 130 зач. (от полу́), IV, 5-8.
08.06.2021

1 Кор., 130 зач. (от полу́), IV, 5-8.

Темже прежде времене ничтоже судите, дондеже приидет Господь, Иже во свете приведет тайная тмы и объявит советы сердечныя, и тогда похвала будет комуждо от Бога

«Вы усматриваете видимое, а Богу явно и сокровенное. Но в настоящей жизни не все обнаруживает Он, в оной же все соделается явным. Посему ожидайте праведного суда. Ибо тогда увидите праведные приговоры» (Феодорит). Вы, говорит, взялись о нас судить не с той стороны, с какой следует, и погрешили. Но если б и с надлежащей стали судить, и тогда нельзя вам праведного произнести суждения, потому что не можете видеть, как зарождаются дела в сердце и как исходят оттуда въявь. И сам делающий не всегда это сознает, как должно; где же узнать это стороннему? – Так лучше будет, если вы перестанете судить совсем, чтоб не произносить суждений неправедных, обличающих неразумие. Темже прежде времене ничтоже судите. – Ничтоже судите, то есть не осуждайте ничего, никаких дел и ничьих, не произносите осудительных приговоров, или вообще приговоров судительных. Говорит: прежде времене; будто, когда придет время, им можно судить; но когда придет время, тогда судьею будет Господь, им же самим будет не до суда над другими. Следовательно, он тоже говорит, что никогда не судите.

Когда придет время суда, тогда Господь приведет во свете тайная тмы. Тайная тмы – дела, во тьме делаемые, которых сторонние люди теперь не видят; но тогда Господь выведет наружу и все их увидят. И не дела только скрытые выведет наружу, но и советы сердечныя объявит. Что человек сам с собою совещает сделать, того, кроме самого человека, никто знать не может. Сокрыто то завесою тела; а тогда Господь объявит сии советы, и все тоже увидят, что у кого было на сердце, когда он делал дела. И сам делающий себя увидит. Теперь он иного не видит, иное намеренно прикрывает и от себя; но тогда с неотразимою очевидностию все увидит. Окажется ли тогда кто из хулимых здесь достойным похвалы,– это очень вероятно. Но то несомненно, что многие хвалимые не выдержат пробы суда. И вот, когда таким образом, и все дела, теперь сокрываемые, выведены будут наружу, и все намерения сердечные, теперь естественно невидимые, объявлены будут, тогда будут налицо все данные для получения праведного о каждом определения. Бог и издаст его. И тогда похвала будет комуждо от Бога. Будет одному похвала, а другому укоризна; но Апостол выставляет эту одну часть, может быть потому, что коринфяне погрешали тем, что говорили, одни: тот-то лучше, другие: тот-то. Тогда окажется, говорит, кто лучше.

«Апостол говорит здесь о предпочтении такого-то такому-то и об осуждении других. Судить об этом безошибочно может один только Тот, Который будет судить сокровенные наши помышления и определять, какие из них достойны большего, какие меньшего наказания или награждения, а мы судим по внешности. Что из того, если некоторые по внешности кажутся добродетельными и удивительными? Не по внешности судит этот Судия, но обнаруживает и сокровенные намерения. Таким образом, по двум, или лучше, по трем причинам, суд наш не бывает правым: во-первых, потому, что, хотя бы мы ничего не знали за собою, мы не безвинны пред судом Обличающего грехи наши с точностию; во-вторых, потому, что большая часть дел остается для нас не открытою и не известною; в-третьих, потому, что многие из действий других кажутся нам добрыми, но совершаются не с добрым намерением. Для чего же вы говорите, что такой-то лучше такого-то? Ибо вот Апостол говорит, что ничесоже в себе свем, и однако ж – о сем не оправдаюся, то есть нельзя сказать, что я свободен от вины и осуждения. Если же мы и тогда, когда ничего не знаем за собою, не можем быть свободными от осуждения, и за самые добрые дела, когда совершаем их не с добрым намерением, подлежим наказанию, то представь, сколь неправы суды человеческие. Люди не могут видеть всего; это возможно только для одного недремлющего Ока; людей мы можем обмануть, но Его – никогда. Посему не говори: мрак и стены окружают меня; кто видит меня? Создавый наедине сердца наши (Пс. 32, 15) знает все; потому что и тма не помрачится от Него (Пс. 138, 12). Посему не говори: кто видит меня? Есть Тот, Который проникает до души же и духа, членов же и мозгов (Евр. 4, 12)» (святой Златоуст).

Сия же, братие моя, преобразих на себе и Аполлоса вас ради, да от нас научитеся не паче написанных мудрствовати, да не един по единому гордитеся на другаго

Сия же преобразих. Что такое сия? – То, что говорил он в третьей главе и что сказал теперь. Там говорил: кто же есть Павел, кто же ли Аполлос, точию служителие? Здесь сказал: тако нас да непщует человек, яко слуг Христовых и строителей таин Божиих. То несомненно, что благовестники Евангелия имели высокое значение в деле устроения Церкви, спасительницы человечества. Но Апостолы ничего себе не приписывали, а все относили к Господу, чрез них действовавшему, почитая себя орудиями Его и всю заботу обращая на то, чтобы верными Ему быть во всем. В Коринфе же вожди партий, может быть, превосходившие других и образованностию, и дарами благодатными, вероятно много о себе думали, высились над другими, а за ними и те, которых каждый привлекал на свою сторону, один пред другими гордились. Чтоб уврачевать их, святой Павел представил им, что и он, столько потрудившийся в насаждении веры в Коринфе, и Аполлос, немало к тому содействовавший, суть ничто в сем деле: ни насаждаяй что есть, ни напояяй, но возвращаяй Бог; тогда как все видели и важность дела, ими сделанного, и великость труда, ими подъятого. Из всего хода речи те, которые высились над другими, не могли не уразуметь, как стыдно им присвоять что-либо себе и выситься, когда Апостолы так смиренно о себе судят. Но как грешная совесть уклончива, то Апостол справедливо предполагая, как бы не уклонила она обличения и от этих виновных, счел нужным прямо сказать, что все это о себе и Аполлосе говорил с целию уврачевать их немощь. Вас ради, говорит, преобразих на себе и Аполлосе. Хоть он и не называет, кого ради именно, но и для них, и для всех было очевидно, к кому речь. Как это ни осторожно сделано, однако же не могло не смутить их; потому, чтобы смягчить впечатление, он предпосылает слово любви: братие моя. Они все сказанное доселе слушали со вниманием и хорошо все усвоили, смутно, может быть, гадая, что речь их касается. Но когда сказал Апостол: вас ради, то для них все стало ясно,– и как сказанное идет к ним, и для чего дал Апостол такой оборот речи. Вразумление было полное.

«Если б он прямо сказал: вы осуждаете мужей святых и достопочтенных, то они оскорбились бы и не стали слушать; а теперь, когда он сказал: кто есть Павел и проч., то они скорее могли принять внушение. Посему он и сказал: сия преобразих вас ради, да от нас научитеся не паче мудрствовати,– выражая этим, что если бы он прямо стал говорить о тех мужах, то они не научились бы тому, чему следовало научиться, и не приняли бы вразумления, оскорбившись сказанным» (святой Златоуст). А теперь и бежать нечего, ибо все нужное для вразумления уже выслушано.

Не паче написанных мудрствовати. Что это написанное? – То, что написал Апостол впереди. Хочет сказать вождям: да научитесь от нас все, что имеете, к Богу относить; если что успели сделать доброе для братий, считать себя только служителями, чрез которых Бог действовал, и если что из сделанного принесло плод, Богу то приписывать, возращающему все доброе; себя же считать ничем, и никак не предварять суда Божия, думая о себе, что достойны похвалы и наград.

Слова же: да не един по единому гордитеся на другаго, относятся и к вожакам конечно, но более ко всем другим, ими увлеченным. «Здесь он, оставив учителей, обличает учеников» (святой Златоуст). «Ибо коринфяне, разделившись на толки и положив называться – одни именем одного, а другие именем другого, препирались одни с другими, и каждый толк усиливался своему учителю отдать первенство пред другими» (Феодорит). Апостолы, имена которых носили партии, закрыты были ближайшими личностями вожаков. Ученики их ими гордились и высились друг перед другом. Это было самое пустое гордение единого по единому на другого. Гордение – плод легкомыслия, но все же гордение, надмение. «Действительно, и то происходит от гордости, когда кто-нибудь, не имея ничего у себя, превозносится другими. Как превозносящийся чужим богатством делает это от гордости, так и превозносящийся чужою славою. Посему справедливо Апостол называет это гордостию. Когда в теле один член делается выше других, то это не что иное, как болезненная опухоль, ибо один член не иначе может подняться выше другого, как от воспаления. Так и в теле Церкви – кто гордится и превозносится, тот находится в болезненном состоянии, потому что он поднимается выше общего соразмерного положения и, следовательно, подвергается болезненной опухоли. В теле это бывает тогда, когда накопляется какая-нибудь излишняя и вредная влага вместо обыкновенных питательных соков. Так и в душе рождается гордость, когда в нас входят чуждые помыслы. Гордость есть как бы воспалительная опухоль, наполненная вредными соками. Впрочем, говоря это, он не запрещает оказывать почтение (учителям), но осуждает почтение, соединенное со вредом. Ты хочешь оказать почтение такому-то? Не препятствую; но только бы без вреда другому. Не для того нам даны учители, чтобы мы восставали друг против друга, но чтобы все соединялись друг с другом. Военачальник поставляется над войском для того, чтобы из разделенных членов составить одно тело; если же он станет производить в войске разделение, то он более враг, нежели военачальник» (святой Златоуст).

Кто бо тя рассуждает? Что же имаши, егоже неси приял? Аще же и приял еси, что хвалишися, яко не приемь

Когда открылось, на кого метила прежняя речь, и указана цель скрытого обличения, чтоб не гордились друг пред другом, виновные пойманы и не могли уклониться, тогда самое обличение обрушивается на них со всею строгостию. Апостол оставляет прочих и теснит вожаков, в той особенно мысли, что когда они возвратятся к скромности в помыслах и делах, тогда и водимые ими все смирятся, смотря на них. «Здесь, оставя подчиненных, он обращается опять к начальникам. А смысл слов его следующий: откуда известно, что ты достоин похвалы? Разве был суд? Разве произведено было испытание, исследование, точное дознание? Не можешь этого сказать. Если же люди так рассудили, то суд их неверен (рассуждает – διακρινει, различает, отличает). Положим даже, что ты достоин похвалы, что ты действительно имеешь дарования и что суд человеческий не ложен: и тогда тебе не следует высокомудрствовать. Ты ничего не имеешь от себя, но все получил от Бога. Почему же представляешь себя (от себя и для себя) имеющим то, чего не имеешь (от себя и для себя)? Что ты имеешь, то имеют и другие вместе с тобою (ибо дано для них). Ты получил все, что ни имеешь, а не то только или другое (дары особые). Достоинства твои не от тебя, но от благодати Божией. Укажешь ли на веру,– она от призвания; укажешь ли на отпущение грехов, на дарования, на способность учительства, на добродетели,– все ты получил оттуда. Что же, скажи мне, ты имеешь такого, чего бы не получил, а достиг сам собою? Не можешь указать ни на что. Ты получил, и между тем превозносишься? При этом следовало бы смиряться, потому что данное принадлежит не тебе, но Давшему. Если ты получил, то получил от Него; если получил от Него, то получил не свое; если получил не свое, то почему превозносишься, как бы имея все от самого себя? Посему и присовокупил Апостол: аще же и приял еси, что хвалишися, яко не приемь? Таким образом последовательно доказав свою мысль, он далее показывает, что еще многого недостает им, и говорит: если бы даже вы получили все, и тогда никак не следовало бы хвалиться, потому что все это не ваше; но вы теперь еще многого не имеете. И в начале он намекал на это, когда говорил: не могох вам глаголати яко духовным (3, 1), а здесь с укоризною внушает им это и говорит» (святой Златоуст): Се сыти есте, се обогатистеся, без нас воцаристеся: и о дабы воцарилися есте, да и мы быхом с вами царствовали!

Се сыти есте, се обогатистеся, без нас воцаристеся: и о дабы воцарилися есте, да и мы быхом с вами царствовали

Се – вот как, вы уже сыти и обогатились! Не успели вкусить начатка от плодов веры, уже и сыты; не успели малость некую стяжать из ведения христианского и христианских добродетелей, как уже и богатыми себя считаете? Это с чем сообразно? С другой стороны, обличает гордость: там обличал ее тем, что она себе присвояет то, что даровано; а здесь тем, что она всегда исходит от пагубного самопрельщения, от чувства самодовольства: враг надувает в голову мысль, будто того, что имеется, так много, что большего и желать нечего. Остается только наслаждаться и украшаться венцами похвал, или прямее, сплетать себе самовосхваления, и вследствие того выситься над другими, смотря на них свысока. Как такого рода настроение очень смешно в существе дела, то для разорения его Апостол и употребляет иронию. «Се сыти есте. Не напрасно Апостол употребил слово: се (вот как, вы уже и сыты), но самым временем доказывает, как неосновательно и безрассудно их мнение. Он иронически говорит им: так скоро вы дошли до конца! Это не могло быть по самому времени; совершенство – в будущем; довольствоваться малым, это – знак слабой души; при малом считать себя богатым свойственно душе болезненной и жалкой; благочестие ненасытимо; при начатках считать себя получившим все и только еще в начале дела – достигшим конца, свойственно детскому рассудку» (святой Златоуст).

Без нас воцаристеся. «Мы еще бедствуем, подвергаемся страданиям за проповедь, а вы уже и царством насладились» (Феодорит). Надо подразумевать здесь – будто. Вы так себя держите, будто уже воцарились, будто настало царство славы, розданы венцы, настало блаженное ликование. Но как же это без нас? Мы трудимся, терпим всякого рода лишения, а вы уже и в царство будто вступили! Выставляет Апостол нелепость того помышления гордых, что у них уже всего вдоволь, нечего более трудиться. Он говорит здесь: ныне время труда и потов; нелепо себя иметь таким, как будто уж и царство в руках держишь. Или такая может быть здесь мысль: мы трудились и над вами, и над теми, которых вы к себе подобрали, а вы в труд наш вошли и распоряжаетесь там себе самовластно, будто настоящие цари. К вам все уже обратились, мы же вытеснены из внимания, будто нас нет, и мы ничего не значим, хотя толки ваши нашими именами украшаются. Но первая мысль прямее.

И о дабы воцарилися есте! – «Ирония кончилась; Апостол выражает действительное свое к ним расположение, и говорит как бы: в этом отношении не только не завидую вам, но и желаю, чтобы вы сподобились такого блага» (Феодорит). «А чтобы и эти слова не показались ирониею, продолжает: да и мы быхом с вами царствовали. Тогда, говорит, и мы с вами получили бы это благо!» (святой Златоуст). Этим «выразил Апостол безмерность своего смирения. Христос истинно царствует; слуги Его суть причастники Его царства; но Апостол, в намерении скромностию своею смирить их (вожаков партий) гордыню, употребил такое выражение» (Феодорит). «Как бы так: ради вас и нам дастся царство; авось и мы не лишимся такого блага. Ибо учителям справедливо быть там, где ученики,– не отставая от них. Или так: и мы с вами царствовали бы в вас, то есть ваша слава – наша слава. Честь учителям, когда ученики стоят высоко» (Экумений и Феофилакт). Следующие слова заставляют дополнить: но ведь этому нельзя быть теперь. Желали бы мы, чтоб вы уже в царстве будто были, чтоб и нам с вами там же быть, но время не то. Теперь – время трудов, скорбей, смертей.

Мысль сего места темновата. Не видно, что хотел внушить ею Апостол.