Ин., 7 зач., II, 12-22.

Ст. 12-18 По сем сниде в Капернаум Сам и Мати Его, и братия Его и ученицы Его: и ту не многи дни пребыша. И близ бе Пасха Иудейска, и взыде во Иерусалим Иисус и обрете в церкви продающая овцы и волы и голуби, и пеняжники седящыя. И сотворив бичь от вервий, вся изгна из церкве, овцы и волы: и торжником разсыпа пенязи и дски опроверже: и продающым голуби рече: возмите сия отсюду и не творите дому Отца Моего дому купленаго. Помянуша же ученицы Его, яко писано есть: жалость дому Твоего снесть Мя. Отвещаша же Иудее и реша Ему: кое знамение являеши нам, яко сия твориши

По сем сниде в Капернаум Сам и Мати Его, и братия Его, и ученицы Его; и ту не многи дни пребыша (ст. 12). Для чего Он приходит в Капернаум с Материю? Там Он не сотворил никакого чуда, и жители того города не были из числа благорасположенных к Нему, а притом были еще и самые развращенные: это и Сам Христос заметил, сказав: и ты, Капернауме, иже до небес вознесыйся, до ада низведешися (Лк. 10, 15). Итак, для чего же Он приходит туда? Мне кажется, что, намереваясь спустя немного времени отправиться во Иерусалим, Он для того тогда пошел в Капернаум, чтобы не всюду водить с собою братьев и Мать. Таким образом, отправившись туда и пробыв немного времени из уважения к Матери, Он оставил там свою Родительницу и потом опять начинает творить чудеса. Потому и сказано, что Он не по мнозех днех взыде во Иерусалим (ст. 13). Следовательно, Он крестился незадолго до Пасхи. Но что Он делает, прибывши в Иерусалим? Дело, выражающее Его великую власть. Меновщиков денег, торжников, которые продавали голубей, волов и овец, за тем и пребывали там, Он изгоняет вон.

Другой евангелист повествует, что, изгоняя их, Он говорил: не творите дому Отца вертеп разбойников (см.: Мф. 21, 13); а святой Иоанн выражает это так: не творите дому Отца Моего купли (ст. 16). Но евангелисты не противоречат друг другу, а дают видеть, что Он сделал это в два раза и что оба случая были не в одно и то же время: в первый раз Он совершил это в начале (своей проповеди), а во второй – когда уже шел на самые страдания. Потому в последний-то раз употребил Он и сильнейшие выражения, назвав то место вертепом разбойников; а в начале знамений не так, но употребил более кроткое обличение. Итак, вероятно, что Он сделал это в два раза. Для чего же, скажешь ты, Христос сделал это, и притом употребил такую строгость, как Он нигде – кажется – не делал, даже и в тех случаях, когда Его оскорбляли, поносили, называли самарянином и даже одержимым бесами? А здесь Он даже не удовольствовался одними только словами, но и взял бич, и таким образом изгнал их. Между тем иудеи, когда Он другим благодетельствовал, обвиняют Его и ожесточаются; а когда им, по-видимому, надлежало бы от Его прещений прийти в гнев, не поступают с Ним таким образом: они не порицают или не оскорбляют Его; а что говорят? Кое знамение являеши нам, яко сия твориши? (ст. 18). Видишь ли крайнюю завистливость их, – как благодеяния, другим оказанные, более всего раздражали их? Итак, в один раз Он говорил, что храм сделался от них вертепом разбойников, показывая тем, что продаваемое было приобретено воровством, грабительством и лихоимством и что они обогащались несчастиями других; а в другой раз – домом купли, изобличая бесстыдство их в торговле. Но для чего Он сделал это? Так как, впоследствии времени, Он стал исцелять в субботу и делать многое такое, что казалось им преступлением закона, то, чтобы не считали Его богопротивником и делающим это вопреки воле Отца, Он этим случаем и предупреждает такую мысль их. Тот, кто показал столь великую ревность о доме, конечно, не имел намерения противиться Владыке дома, в нем чтимому. Правда, и предшествовавшие годы, в которые Он жил согласно с законом, могли достаточно показать Его уважение к Законодателю и то, что Он не пришел узаконить что-либо, противное Ему. Но как эти годы, вероятно, с течением времени преданы забвению, да и не всем были известны (потому что Он воспитывался в доме бедном и незнатном), то Он и делает это в присутствии всего народа, собравшегося по случаю приближения праздника, и притом с опасностию для Себя Самого. Он не просто выгнал их, но и столы низверг, и деньги рассыпал, давая им из этого понять, что подвергающий Себя опасности за благочиние в доме не станет презирать Владыку дома. Если бы Он делал это притворно, то мог бы употребить только убеждение, а подвергать Себя опасностям – это слишком смело. Ведь не маловажное дело предать Себя такой ярости торжников, ожесточать против Себя невежественную толпу людей корчемных, посрамляя их и вводя в убытки: это свойственно не лицемеру, а человеку, готовому потерпеть все за благолепие дома. Потому Он не делами только, но и самыми словами Своими выражает единение Свое с Домовладыкою; не говорит: дом святой, а дом Отца Моего. Вот, называет Его и Отцом Своим, и они не негодуют на это: думали, что Он говорит так вообще. Но когда впоследствии стал Он выражать это яснее, так что внушал мысль о Своем равенстве с Отцом, тогда они приходили в ярость. Что же они теперь? Кое знамение, говорят, являеши нам, яко сия твориши? О, крайнее безумие! Им нужно знамение, чтобы отстать от худых дел и освободить дом Божий от такого уничижения? А возыметь столь великую ревность о доме Божием разве не есть величайшее знамение добродетели? Благонамеренные люди оказались и здесь: помянуша, сказано, ученицы Его, яко писано есть: ревность дому Твоего снеде Мя (Ин. 2, 17; Пс. 68, 10). Но иудеи не вспомнили о пророчестве, а говорили: кое знамение являеши нам? – с одной стороны, жалея о потере своей постыдной прибыли и надеясь воспрепятствовать Ему в том, с другой – желая вызвать Его к совершению чуда, чтобы унизить поступок Его. Потому Он и не дает им знамения. Так и прежде, когда они приступали и требовали чуда, Он отвечал им: род лукав и прелюбодейный знамения ищет: и знамение не дастся ему, токмо знамение Ионы (Мф. 16, 4). Впрочем, тогда Он отвечал им яснее, а теперь – более загадочным образом. А делает Он это по причине крайней их бесчувственности. Тот, Кто предупреждал не просивших и давал им знамения, Тот, конечно, не отказал бы требовавшим, если бы не видел в них мыслей злых и лукавых и коварного их намерения. Заметь, какой злобы исполнен и самый вопрос их. Им следовало бы похвалить Его усердие и ревность; следовало бы изумляться тому, какую заботливость Он оказывает о доме Божием; а они обвиняют Его, утверждая, что здесь корчемствовать позволительно, а прекращать корчемство не позволительно, если не будет показано какое-либо знамение.

Ст. 19-22 Отвеща Иисус и рече им: разорите церковь сию, и треми денми воздвигну ю. Реша же Иудее: четыредесять и шестию лет создана бысть церков сия, и Ты ли треми денми воздвигнеши ю; Он же глаголаше о церкви тела Своего. Егда убо воста от мертвых, помянуша ученицы Его, яко се глаголаше, и вероваша Писанию и словеси, еже рече Иисус

Что же Христос? Разорите, говорит, церковь сию, и треми денми воздвигну ю (ст. 19). Он и много такого говорил, что тогдашним слушателям не было понятно, а только впоследствии могло быть ясно. Для чего же Он делал это? Чтобы доказалось Его предведение будущих событий, когда исполнится предсказанное, – как действительно случилось и относительно этого пророчества. Егда воста, сказано, от мертвых, помянуша ученицы Его, яко се глаголаше, и вероваша Писанию и словеси, еже рече Иисус (ст. 22). А в то время, когда Он говорил, они недоумевали, каким образом может исполниться сказанное; другие же возражали так: четыредесять и шестию лет создана бысть церковь сия, и Ты ли треми денми воздвигнеши ю? (ст. 20). Они говорят: сорок шесть лет, разумея построение последнего храма, потому что первый был окончен в двадцать лет.

Почему же Он не объяснил этой притчи и не сказал: Я говорю не об этом храме, но о плоти Моей? Уже впоследствии евангелист, когда писал Евангелие, то истолковал это изречение; а Сам Он в то время умолчал. Почему же умолчал? Потому, что они не приняли бы слово Его: если даже ученики Его не были тогда способны разуметь сказанное, то тем более – народ. Егда же, говорит евангелист, воста Иисус от мертвых, тогда помянуша и вероваша словеси и Писанию. Два предмета здесь представлялись им: Его воскресение и вопрос еще более важный: Бог ли был Тот, Кто обитал в этом храме? То и другое Он давал разуметь в словах: разорите церковь сию, и треми денми воздвигну ю. Это и Павел представляет, как не малое знамение Божественности Его, говоря так: наречением Сыне Божии в силе, по Духу святыни, из воскресения от мертвых, Иисуса Христа (Рим. 1, 4). Почему же Он именно это знамение дает и там, и здесь, и везде, говоря или так: аще Аз вознесен буду(Ин. 12, 32); или: егда вознесете Сына Человеческаго, тогда уразумеете, яко Аз есмь (8, 28); также: не дастся вам знамение, токмо знамение Ионы (см.: Мф. 16, 4); и здесь опять: треми денми воздвигну ю? Да то в особенности и показывало в Нем не простого человека, что Он мог одержать победу над смертию и так скоро разрушить долговременное ее владычество и прекратить тяжкую брань. Потому и говорит: тогда уразумеете. Когда это? Когда, воскресши, привлеку к Себе вселенную (Ин. 12, 32), – тогда-то уразумеете, что и это сделал Я, как Бог и истинный Сын Божий, наказывая за оскорбление Отца. Почему же Он не сказал, какие нужны были знамения для прекращения бывшего зла, а только обещал дать знамение? Потому, что таким образом Он еще более ожесточил бы их, а теперь – более поразил. Впрочем, они ничего не сказали на это; им казалось, что Он говорит нечто невероятное, и потому они не продолжали еще спрашивать Его; они оставили это без внимания, как дело несбыточное. Но если бы они имели смысл, то, – хотя бы это и казалось им тогда невероятным, – по крайней мере, впоследствии времени, когда Он сотворил уже множество знамений, они могли бы прийти и спросить Его о том, чтобы разрешить свое недоумение. Но как они были несмысленны, то на одни слова Его вовсе не обращали внимания, а другие выслушивали с злым умыслом. Потому и Христос говорил им в притчах.

Но представляется еще такой вопрос: каким образом ученики не знали, что ему надлежало воскреснуть из мертвых? Это потому, что они тогда еще не были удостоены благодати Святого Духа. Поэтому, хотя часто слышали слово о воскресении, но нисколько не разумели, а только рассуждали между собою, что бы это значило. В самом деле, весьма странно и дивно было слышать, чтобы кто-нибудь мог воскресить самого себя, и воскресить таким образом. Потому и Петр подвергся упреку, когда, не разумея ничего о воскресении, сказал: милосерд Ты, Господи (Мф. 16, 22). Да и Христос ясно не открывал им этого прежде самого события, чтобы они не соблазнялись, так как вначале еще не верили словам Его, по причине великой их странности, и потому, что еще не знали ясно, кто Он. Тому, о чем громко вопияли самые события, никто не мог не верить; а что говорилось только на словах, тому, конечно, не все хотели верить. Поэтому сначала Он оставил это учение прикровенным; когда же самим делом доказал истину слов Своих, тогда наконец сообщил и разумение их и такую благодать Духа, что ученики Его все вдруг постигли. Той, говорится, воспомянет вам вся (Ин. 14, 26). Если они, потеряв все уважение к Нему в один вечер, разбежались и даже говорили, что и не знают Его, не получив особенной благодати Духа, то едва ли бы они припомнили все сделанное и сказанное Христом во все время (жизни Его). Если же, скажешь ты, они должны были услышать все от Духа, а сами не могли удержать в памяти всего учения Христова, то какая была им нужда пребывать со Христом? Но это было нужно потому, что Дух собственно не учил их, а только приводил на память то, что прежде говорил Христос; но и послание Духа для напоминания Им сказанного не мало содействовало славе Христовой. Итак, сначала это было милостью Божиею, что на них ниспослана благодать Духа, столь великая и обильная; а после было уже их добродетелию то, что они усвоили себе этот дар. Они показали жизнь светлую, великую мудрость и великие подвиги, и презирали жизнь настоящую, ни во что вменяли все человеческое, но были выше всего, и, как легкие орлы, парящие на высоту, делами своими достигали самого Неба, чем и приобрели неизреченную благодать Духа.