Мф., 110 зач., XXVII, 1-44; Лк., XXIII, 39-43; Мф., XXVII, 45-54; Ин., XIX, 31-37; Мф., XXVII, 55-61.

Мф., 110 зач., XXVII, 1-44

Ст. 1-10 Когда же настало утро, все первосвященники и старейшины народа имели совещание об Иисусе, чтобы предать Его смерти; и, связав Его, отвели и предали Его Понтию Пилату, правителю. Тогда Иуда, предавший Его, увидев, что Он осужден, и, раскаявшись, возвратил тридцать сребренников первосвященникам и старейшинам, говоря: согрешил я, предав кровь невинную. Они же сказали ему: что нам до того? смотри сам. И, бросив сребренники в храме, он вышел, пошел и удавился. Первосвященники, взяв сребренники, сказали: непозволительно положить их в сокровищницу церковную, потому что это цена крови. Сделав же совещание, купили на них землю горшечника, для погребения странников; посему и называется земля та «землею крови » до сего дня. Тогда сбылось реченное через пророка Иеремию, который говорит: и взяли тридцать сребренников, цену Оцененного, Которого оценили сыны Израиля, и дали их за землю горшечника, как сказал мне Господь

Когда наступил день, ведоша Иисуса от Каиафы к Пилату(XXVII, 2). Так как они решились умертвить Его, но сами не могли, по причине праздника, то и ведут к игемону. Размысли же теперь, как они спешили, если даже в праздник совершили такое дело? Так было предуставлено свыше! Тогда видев Иуда предавый Его, яко осудиша Его, раскаявся возврати тридесять сребреники (ст. 3). Это увеличивает вину и его, и их: его — не потому, что он раскаялся, а потому, что раскаялся слишком поздно и сам над собою произнес осуждение, так как сам исповедал, что предал Его; их же вину увеличивает потому, что они, имея возможность переменить свои мысли, не раскаялись. Смотри, когда Иуда раскаивается? Когда уже совершено и приведено к концу преступление. Таков дьявол: он не дает беспечным взглянуть на грех свой прежде, чем они совершат его, чтобы пойманный не раскаялся. Предатель не трогался тогда, как Иисус столько раз обличал его, но когда уже совершено преступление, пришло ему на мысль покаяние, — пришло, но уже без пользы. Конечно, заслуживает одобрения то, что он сознался, повергнул сребреники, и не устрашился иудеев; но что сам на себя надел петлю, — это грех непростительный, это дело злого демона. Дьявол отвлек его от покаяния, чтобы оно осталось для него совершенно бесполезным; он же и умертвил смертью позорною и для всех открытою, внушив ему погубить самого себя. Но ты можешь видеть, как истина сияет всюду, даже и в том, что делают, или чему подвергаются враги. В самом деле, такая смерть предателя не заграждает ли уста осудивших Иисуса и не лишает ли их всякого предлога к бесстыдному самооправданию? Что они могут сказать, когда предатель сам против себя подал такой голос? Но посмотрим и на слова, какие они говорили. Возврати тридесять сребреник архиереем, и сказал: согреших, предав кровь неповинную. Они же реша: что есть нам? ты узриши. И поверг сребреники в церкви отыде, и шед удавися (ст. 3-5). Не вынес мучений совести. Но смотри: и с иудеями происходит то же самое, и они, долженствуя очувствоваться после всего, что испытали над собою, останавливаются не прежде как уже совершив преступление. Грех Иуды, то есть, предательство, уже совершен, — а их грех еще не совершен. Но вот, когда и они кончили свое дело, и распяли Иисуса, то и сами приходят в смятение. То говорят: не пиши: сей есть царь Иудейский (Иоан. XIX, 2) (хотя чего ж бояться вам, отчего смущаться, когда мертвое тело уже пригвождено ко кресту?), то берегут Его, говоря: да не когда украдут Его ученицы Его, и рекут, что воскрес, и будет последняя лесть горша первыя (Мат. XXVII, 64). Но если ученики и скажут так, то дело можно обнаружить, если оно несправедливо. Да и как похитят те, которые после того, как он был схвачен, не имели смелости остаться с Ним, а самый верховный еще трижды и отрекся Его, не снеся угрозы служанки? Но дело в том, что они, как я сказал, уже смущались. А что они признавали дело это законопреступным, — это показывают их слова: ты узриши.

Заметьте это вы, сребролюбцы, и подумайте, что стало с предателем? Как он и денег лишился, и согрешил, и душу погубил свою? Таково тиранство сребролюбия! Ни серебром не воспользовался, ни жизнью настоящею, ни жизнью будущею, но вдруг лишился всего и, от них же самих получивши худой отзыв, удавился. Но, как я сказал, некоторые осматриваются, сделав уже дело. Смотри же, как и эти не хотят теперь вполне почувствовать злодейской решимости, а говорят: ты узриши, — что особенно увеличивает их вину. Это слова людей, которые сами свидетельствуют о своем злодействе и беззаконии, а между тем, будучи упоены страстью, не хотят отстать от сатанинского предприятия, и безумно прикрывают себя бессмысленною личиною притворного неведения. Если бы это сказано было после распятия, и уже после смерти Его, то и тогда даже слова эти не имели бы смысла, хотя и не столько бы обвиняли их; а теперь, когда Он еще у вас, и вы властны отпустить Его, как вы можете говорить это? Это оправдание всего более и служит к вашему осуждению. Почему так? Потому, что слагаете всю вину на предателя (говорите: ты узриши), тогда как можете отстать от христоубийства и отпустить Его. Но нет, они еще состязаются с Иудою в злодействе, присоединяя к предательству крест. В самом деле, что препятствовало тем, которые сказали: ты узриши, отстать от злодеяния? Но они теперь поступают напротив, — присовокупляют убийство, и во всем, что ни делают, что ни говорят, сами себя опутывают нерасторжимыми узами зол. И после, когда Пилат предоставил им выбор, они предпочли освободить разбойника, а не Иисуса; Того же, Который ничем никого не оскорбил, а напротив, оказал столько благодеяний, убили!

Что делает Иуда? Когда он увидел, что трудился бесполезно, и что они не хотят принять сребренников его, бросил их в храме, и шед удавися. Архиерее же, приемше сребреники, реша: недостойно есть вложити их в корвану, понеже цена крове есть. И совет сотворше, купиша ими село скудельниче, в погребение странным. Темже наречеся село то, село крове, до сего дне. Тогда сбыстся реченное Иеремием пророком, глаголющим: и прияша тридесять сребреник, цену цененнаго, и даша я на село скудельниче, якоже сказа мне Господь (стих. 6-10). Видишь ли опять, как они осуждаются совестью? Они видели, что купили убийство, а потому не положили в корван, а купили землю горшечника для погребения странников. Вот свидетельство против них и обличение предательства! Название места громче трубы возвещает всем о гнусном их убийстве. И это делают они непросто, но — совет приемше, и поступают так во всем, чтобы никто не остался неповинным в этом беззаконии, но чтобы все были виновны. Это предсказано и в пророчестве. Видишь ли, как не только апостолы, но и пророки со всею тщательностью повествуют о поношениях, проповедуют всюду о страданиях и наперед предсказывают им? А иудеи не поняли этого. Если бы они положили в корван, дело не обнаружилось бы так ясно, купив же землю, они сделали все гласным и для будущих родов.

Ст. 11-14 Иисус же стал пред правителем. И спросил Его правитель: Ты Царь Иудейский? Иисус сказал ему: ты говоришь. И когда обвиняли Его первосвященники и старейшины, Он ничего не отвечал. Тогда говорит Ему Пилат: не слышишь, сколько свидетельствуют против Тебя? И не отвечал ему ни на одно слово, так что правитель весьма дивился

Видишь ли, как прежде всего подвергают исследованию то, что особенно всегда смущало иудеев? Так как они видели, что Пилат не обращает никакого внимания на дела закона, то обращаются к обвинению в гражданском преступлении. Так поступали они и с апостолами; то же всегда выставляли на вид и говорили, что галилеяне ходят повсюду и проповедуют некоего царя Иисуса: как бы о простом каком человеке упоминали они об Иисусе, и старались возбудить против Него подозрение в замыслах властолюбия. Отсюда видно, что и раздрание риз, и ужас первосвященника — были одно притворство. Все вели они и направляли к тому, чтобы подвергнуть Его смерти. Итак, вот о чем вопросил Пилат! Что же отвечает Христос? Ты рекл еси. Он исповедует Себя царем, но царем небесным; так Он и в другом месте яснее сказал, когда отвечал Пилату: Мое царство несть от мира сего (Иоан. XVIII, 36), — и это для того, чтобы ни иудеи, ни Пилат, обвинявшие Его за объявление Себя царем, не имели оправдания. И приводит непререкаемую причину этому, говоря: аще бы от мира сего был я, слуги Мои убо подвизалися быша да не предан бых был. Вот почему, чтобы отклонить от Себя такое подозрение, Он платил и сам дань, и другим повелел платить, и когда хотели Его сделать царем, Он удалился. Почему же, — скажешь, — не обнаружил Он этого, когда обвиняли Его в замыслах властолюбия? Потому, что они, имея в делах Его бесчисленные доказательства Его силы, кротости, смирения, сами себя ослепляли, замышляли злое, и учиняли беззаконный суд. Поэтому Он ни на что не отвечает, но молчит; а для того, чтобы постоянным молчанием не навлечь на Себя укоризны в гордости, отвечает кратко, — как, например, когда заклинал архиерей, когда вопрошал игемон. На клеветы же их не отвечал ничего, так как не намерен был убеждать их. Об этом и пророк, предсказывая, говорил: во смирении Его суд Его взятся (Ис. LIII, 8). Игемон дивился этому. Да и надобно было удивляться, видя такую кротость и молчаливость в Том, Кто мог сказать весьма многое. Сами они обвиняли Его не потому, что сознавали в Нем что-нибудь худое, но по одной зависти и ненависти. В самом деле, когда и выставленные ими лжесвидетели не нашлись что сказать, — зачем было еще настаивать? Для чего, видя, как Иуда погиб, и Пилат умыл руки, не сокрушились они сердцем? Так много и тогда Он сделал для того, чтобы привесть их к раскаянию, но они не сделались от того лучшими. Что же Пилат? Не слышиши ли, колико на Тя свидетельствуют сии (ст. 13)? Пилат хотел освободить Его, если бы Он стал защищать Себя, а потому и сказал это; когда же Иисус ничего не отвечал, он вымышляет другое средство. Какое же? У них был обычай — отпускать одного из виновных. Этим-то средством Пилат и попытался освободить Его. Если вы не хотите, сказал он, отпустить Его, как невинного, то отпустите хотя как виновного — для праздника. Видишь ли извращение порядка? Обычай был такой, чтобы народ просил об осужденных, а игемон должен был отпускать. Теперь же происходит наоборот: игемон просит об этом народ, и однако они не укрощаются, а еще более свирепеют и подымают крик, неистовствуя от зависти. Они ничего не могли сказать в обвинение Его, несмотря даже на то, что Он молчал; так много было доказательств правоты Христа, что они изобличались и при молчании Его. Молчавший побеждал без умолку говоривших и неистовствовавших.

Ст. 11-23 Иисус же стал пред правителем. И спросил Его правитель: Ты Царь Иудейский? Иисус сказал ему: ты говоришь. И когда обвиняли Его первосвященники и старейшины, Он ничего не отвечал. Тогда говорит Ему Пилат: не слышишь, сколько свидетельствуют против Тебя? И не отвечал ему ни на одно слово, так что правитель весьма дивился. На праздник же Пасхи правитель имел обычай отпускать народу одного узника, которого хотели. Был тогда у них известный узник, называемый Варавва; итак, когда собрались они, сказал им Пилат: кого хотите, чтобы я отпустил вам: Варавву, или Иисуса, называемого Христом? ибо знал, что предали Его из зависти. Между тем, как сидел он на судейском месте, жена его послала ему сказать: не делай ничего Праведнику Тому, потому что я ныне во сне много пострадала за Него. Но первосвященники и старейшины возбудили народ просить Варавву, а Иисуса погубить. Тогда правитель спросил их: кого из двух хотите, чтобы я отпустил вам? Они сказали: Варавву. Пилат говорит им: что же я сделаю Иисусу, называемому Христом? Говорят ему все: да будет распят. Правитель сказал: какое же зло сделал Он? Но они еще сильнее кричали: да будет распят

Суд Пилата над Господом Иисусом

Пилат — это целое сплетение небоземных проблем. Языческое сознание и совесть находится перед очень необыкновенным явлением: Иисусом Назаретским. Разъеденное скепсисом, языческое сознание Пилата не способно к глубокому проникновению в тайну Иисусову, не способно к широкой, целостной, всеобъемлющей, безграничной мысли; оно действует отрывочно, мыслит фрагментарно: то удивляется Иисусу; то озабоченно спрашивает, почему Он молчит; то властно предлагает обвинителям вопрос: какое же зло сделалъ Онъ? Все его сознание разбивается и течет как по зыбучему песку, и хочет на зернышке песка поставить и построить основание своих заключений о Иисусе. А за таким сознанием Пилатовым стоит больная языческая совесть, которая истлела в плесени скептики, сгнила во влаге сладострастия. Находясь перед Иисусом, перед этим осуществлением совершенной святости и безгрешности, перед олицетворением Божественной Благости, и Истины, и Правды, и Любви, и Мудрости, оно на мгновение напрягается, пробуждается, и узревает немного от всего этого, и выносит логическое заключение, здравое и только для самого неба истинное: что Иисуса предали изъ зависти (стих 18). Об этом говорит и предложение Пилата освободить Его на праздник Пасхи, по обычаю. Но по закону и правде Пилат все же понимает, что Иисус невиновен. Настораживает одно: как Пилат, хотя и слабых нравственных свойств, мог как римлянин, как носитель и хранитель римского правосознания, осудить Иисуса на смерть без всякой законной причины. Единственная причина, из-за которой он это сделал, был непрерывный крик толпы: да будетъ распятъ! да будетъ распятъ! (стих 23). Ясно, что Пилат даже и не хотел применить римское мерило правосудия. Все оставил «зависти» обвинителей и скепсису своего сердца. Совесть не могла служить ему верным путеводителем, потому что она вся больная, слепая, глухая. Даже если бы хотела, воля Пилата представляла собой руины; а на руинах разве можно создать палаты правды? Вся душа Пилата развеяна, вся совесть расстроена, вся воля расслаблена: и его сознание правды, и его ощущение истины, искристо, мгновенно, искра блеснет, и сразу тонет в мраке спексиса, во тьме сладострастия, в потемках грехолюбия.

На праздник же Пасхи правитель имел обычай отпускать народу одного узника, которого хотели; был тогда у них известный узник, названный Варавва; итак, когда собрались они, сказал им Пилат: кого хотите, чтоб я отпустил вам: Варавву, или Иисуса, называемого Христом? ибо знал, что предали Его из зависти. Пилат старался освободить Христа, хотя и не так твердо, как надлежало: ибо он должен был твердо стоять за истину. Сначала он спросил Господа: «не слышишь, что они свидетельствуют против Тебя?». Спросил же для того, чтобы, если Христос оправдается, иметь повод к освобождению Его. Когда же Господь не хотел оправдываться, хорошо зная, что не будет отпущен, если бы и оправдался, — тогда Пилат обращается к другому пути и прибегает, наконец, к обычаю, как бы так говоря: если вы не отпускаете Иисуса, как невинного, то, хотя как осужденного, порадуйте Его для праздника. Ибо как мог Пилат предположить, что они будут искать, чтобы невинный Иисус был распят, а виновного разбойника отпустят? Итак, зная, что Христос невинен, но что Ему завидуют, по этой причине и спрашивает их; отсюда показывает себя человеком слабым, ибо он должен был даже пострадать за доброе дело. Поэтому он и достоин осуждения, как скрывший истину. «Варавва» толкуется: «сын отца», ибо вар — сын, а авва — отец. Итак, иудеи сына отца своего, дьявола, испросили, а Иисуса распяли. Однако они и доныне к сыну отца своего, антихристу, прилепляются, а Христа отрекаются.

Ст. 19-26 Между тем, как сидел он на судейском месте, жена его послала ему сказать: не делай ничего Праведнику Тому, потому что я ныне во сне много пострадала за Него. Но первосвященники и старейшины возбудили народ просить Варавву, а Иисуса погубить. Тогда правитель спросил их: кого из двух хотите, чтобы я отпустил вам? Они сказали: Варавву. Пилат говорит им: что же я сделаю Иисусу, называемому Христом? Говорят ему все: да будет распят. Правитель сказал: какое же зло сделал Он? Но они еще сильнее кричали: да будет распят. Пилат, видя, что ничто не помогает, но смятение увеличивается, взял воды и умыл руки перед народом, и сказал: невиновен я в крови Праведника Сего; смотрите вы. И, отвечая, весь народ сказал: кровь Его на нас и на детях наших. Тогда отпустил им Варавву, а Иисуса, бив, предал на распятие

Седящу же ему на судищи, посла к нему жена его, глаголющи: ничтоже тебе и Праведнику тому; много бо пострадах днесь во сне Его ради (ст. 19). Смотри, вот и еще обстоятельство, которое могло всех их отвлечь от их намерения. После доказательств, заключавшихся в делах, не маловажная вещь была и сон. Но почему же не сам Пилат видит его? Или потому, что жена была более достойна его, или потому, что если бы видел он, то не поверил бы ему, и даже, быть может, не сказал бы о нем. Поэтому так и устрояется, что видит этот сон жена, чтобы это сделалось известным для всех. И не просто видит она сон; но и страдает много, чтобы муж, хотя из сострадания к жене, помедлил совершать убийство. Тому же содействовало и самое время: она видела в ту же ночь сон. Но для него, скажут, не безопасно было отпустить Иисуса, так как говорили, что Он творит Себя царем. Поэтому следовало потребовать и рассмотреть доказательства, улики, все признаки властолюбия, какие только могли быть, — например, не набирал ли Он войска, не собирал ли денег, не заготовил ли оружия, или не замышлял ли что-нибудь подобное. Но Пилат просто склоняется на их сторону, а потому Христос не оставляет безвинным и его: предавый Мя тебе, говорит, болий грех имать (Иоан. XIX, 11). Итак, слабость была причиною того, что он уступил и, бив бичами, предал. Он не имел мужества, был слаб; архиереи же были злобны и лукавы. После того, как он нашел некоторый предлог, именно закон о празднике, повелевающий отпускать осужденного, что предпринимают против этого они? Убедили народ, сказано, да Варавву испросят (ст. 20).

Видишь ли, с какою предусмотрительностью заботится Он о том, чтобы избавить их от греха, и с какою тщательностью стараются они не оставить для себя и тени к своему оправданию? Что надлежало делать: уличенного ли отпустить преступника, или сомнительного? Если позволено было отпускать одного из уличенных преступников, то тем более сомнительного. И конечно, Иисус не казался для них худшим явных человекоубийц. Евангелист не просто сказал: имели разбойника, но: разбойника известного, знаменитого по своим злодеяниям, совершившего бесчисленные убийства. И все-таки они предпочли его Спасителю вселенной, и не посовестились ни святого времени, ни законов человеколюбия, ни другого чего-либо подобного. Зависть совершенно ослепила их. Будучи сами злы, они развращали и народ, чтобы и за обольщение его понесть тягчайшую казнь. Итак, когда просили они Варавву, то Пилат сказал: что сотворю Христу (ст. 22)? Вопросом этим он опять хотел образумить их; предоставляя им свободу в выборе, он хочет, чтобы они хотя по чувству стыда испросили Иисуса, и таким образом все стало бы делом их великодушия. Если бы сказал он, что Иисус ни в чем не согрешил, то вызвал бы в них только большее упорство; когда же просил спасти Его по чувству человеколюбия, то против этой просьбы и убеждения нечего было прекословить им. Но они, не смотря и на это, говорили: распни Его. Он же рече: кое убо зло сотвори? Они же излиха вопияху: да пропят будет. Видев же яко ничтоже успевает, умы руце, глаголя: неповинен есмь (ст. 23, 24). Зачем же предаешь? Почему не исхитил Его, как Павла сотник? И этот знал также, что он угодил бы иудеям; и из-за Павла было возмущение и смятение; и однако он мужественно стал против всего. Но Пилат действует весьма малодушно, слабо. Все провинились: ни Пилат не восстал против черни, ни чернь против иудеев; и никому из них нет ни откуда оправдания: ониизлиха вопияху, то есть, еще более кричали: да пропят будет.Хотели не только убить, но и убить, как за худое, и когда судья противился, они только упорствовали, крича одно и то же. Видишь ли, сколько сделал Христос для того, чтобы приобресть их? Как Иуду часто отклонял Он от его намерения, так удерживал и этих, и во все время благовествования Своего и во время самого суда. В самом деле, когда они видели, что игемон-судия умывает руки и говорит: неповинен есмь от крове Сего, то и слова и дела убеждали их к раскаянию, равно как и тогда, когда Иуда удавился, и сам Пилат увещевал их взять на казнь другого вместо Иисуса. Когда обвинявший и предавший Его осуждает сам себя, и тот, который должен произносить решение, снимает с себя ответственность, и видение является в ту же ночь, и Пилат просит у них Его, как осужденного, то как могут они оправдаться? Если они и не хотели объявить Его невинным, то не надлежало, по крайней мере, предпочесть Ему разбойника, разбойника отъявленного и весьма известного. Что же они? Когда увидели, что судья умывает руки и говорит: неповинен есмь, кричали: кровь Его на нас и на чадех наших (ст. 25). И тогда уже, как они сами произнесли на себя определение, он дозволил им все. Смотри же, сколь велико и здесь их безумие! Такова ярость, такова злая страсть: она не позволяет видеть то, что должно видеть. Пусть так, что вы самих себя прокляли; для чего навлекаете проклятие и на детей? Впрочем человеколюбивый Господь, хотя они и неистовствовали так безумно против себя и детей, не подтвердил согласием этого приговора не только по отношению к детям, но и по отношению к ним самим; но даже и из них самих принял покаявшихся и удостоил бесчисленных благ. И Павел был из числа их, и многие тысячи уверовавших в Иерусалиме (видиши ли бо, брате, говорил Иаков, колико тем есть Иудей веровавших — Деян. XXI, 20) были также из этих. Если же некоторые остались, то себе самим должны вменить мучение их ожидающее. Тогда отпусти им Варавву: Иисуса же бив, предаде, да Его пропнут (ст. 26). Для чего же бил? Или как осужденного, или — чтобы дать вид суда, или — чтобы угодить иудеям. Во всяком случае надлежало сопротивляться. И прежде этого он сказал: возмите Его вы, и по закону вашему судите Ему (Иоан. XVIII, 31). Да и много было такого, что могло остановить и его, и иудеев, именно: и знамения, и чудеса, и великое незлобие Страдальца, и особенно — неизреченное Его молчание. Если Он и защитою Себя и молитвою показывал, что Он человек, то с другой стороны Своим молчанием и презрением к их словам обнаруживал Свое величие и высокое достоинство — всем этим заставляя их удивляться Себе. Но ничто не подействовало на них.

Ст. 27-29 Тогда воини игемоновы приемше Иисуса на судище, собраша нань всю спиру: и совлекше Его, одеяша Его хламидою червленою: и сплетше венец от терния, возложиша на главу Его, и трость в десницу Его. И поклоншеся на колену пред Ним, ругахуся Ему, глаголюще: радуйся царю иудейский

Как будто по какому уговору ликовал тогда со всеми дьявол. Пусть, в самом деле, ругались над Христом иудеи, истаевая от зависти и ненависти; но каким образом и почему воины делали это? Не явно ли, что дьявол тогда со всеми пиршествовал? До того они были жестоки и неукротимы, что из оскорблений, наносимых Христу, делали себе удовольствие. Им надлежало удержаться от этого, надлежало плакать по примеру народа; но они не делали этого, а напротив, оскорбляли Его, нападали на Него нагло, может быть, желая тем угодить иудеям, или делая это только по своему злонравию. И оскорбления были различные и многообразные. Эту божественную главу то заушали, то уязвляли терновым венцем, то били тростью люди скверные и нечистые. Какой после этого мы дадим ответ, — мы, которые гневаемся за каждую обиду нам наносимую, тогда как Христос претерпел такие страдания? А то, что совершали с Ним, было крайнею степенью поругания. Не часть одна, а все тело терпело страдания: глава — от венца, трости и ударов, лицо — от заплеваний, ланиты — от заушений, все тело — от бичевания, одеяния хламидою и притворного поклонения, рука — от трости, которую дали держать Ему вместо скиптра, уста — от поднесения оцта. Что может быть тяжелее этого? Что обиднее? Поистине, происходившее превосходит всякое описание. Как бы боясь, чтобы не опустить какой-либо наглости, они, убивавшие пророков своими руками, Христа умерщвляют по определению судии. Они все делают: и убивают своими руками, и судят, и осуждают, и на своем суде, и пред Пилатом, говоря: кровь Его на нас и на чадех наших; нападают с неистовством, издеваются, связывают, отводят, делаются виновниками оскорблений, нанесенных воинами, пригвождают ко кресту, поносят, оплевывают, насмехаются. Пилат здесь ничего не присоединял с своей стороны: они сами все делали, сами были и доносчиками, и судиями, и палачами, и всем. И это у нас прочитывается при всеобщем собрании. Чтобы не сказали нам язычники: вы показываете народу только блистательное и славное, например — знамения и чудеса, а позорное скрываете, благодать святого Духа так устроила, что все это прочитывается у нас во всенародный праздник, именно в великий вечер Пасхи, когда мужи и жены предстоят в большом множестве; когда стекается целая вселенная, тогда и проповедуется это громким голосом. И несмотря на то, что это читается и сообщается всем, мы веруем, что Христос есть Бог; и как по другим причинам, так и потому покланяемся Ему, что Он благоволил до того низойти для нас, что претерпел такие страдания и научил нас всякой добродетели. Но и всегда должны мы читать это, потому что великая отсюда происходит прибыль, великая польза. В самом деле, когда ты видишь, как и на словах, и на деле насмехаются над Ним, с каким издевательством склоняются пред Ним, как тяжко заушают Его и заставляют терпеть крайние страдания, — то хотя бы ты был бесчувственным камнем, сделаешься мягче воска, и изринешь из сердца твоего всю надменность.

И плевали на Него и, взяв трость, били Его по голове. — В это время исполнилось слово: Лица Моего не закрывал от поруганий и оплевания (Ис 50:6); и однако Он, хотя и били Его по голове, все переносил терпеливо, так что показал, что истинно пророчество Исайи, который говорил: Трости надломленной не переломит (Ис 42:3).

Ст. 31, 34 И когда насмеялись над Ним, сняли с Него багряницу, и одели Его в одежды Его, и повели Его на распятие. дали Ему пить уксуса, смешанного с желчью; и, отведав, не хотел пить

Слушай же, что следует далее. После того, как насмеялись над Ним, ведоша Его на пропятие (ст. 31), и обнаживши Его, взяли себе одежды Его и, севши, выжидали, когда Он испустит дух. И разделили одежды Его, как это обыкновенно бывает с осужденными самого низкого рода, с отверженными, с беззащитными и беспомощными; разделили те ризы, которые произвели столько чудес, и которые однако же не оказывали тогда никакого действия, так как Христос удерживал Свою неизреченную силу. И этот поступок составляет немаловажное прибавление к их сумасбродству: они, как я сказал, во всем поступали с Ним, как с бесчестным и презренным, как самым последним человеком. С разбойниками ничего подобного они не делали, а против Христа достало у них дерзости на все это. Его и распяли посреди их, чтобы Он разделил с ними их худую славу. И даша Ему оцет пити (ст. 34), — и это с целью надругаться: Он же не хотяше. Другой же повествует, что, отведав, Он сказал: совершишася (Иоан. XIX, 30)! Что же значит это слово: совершишася? Совершилось о Нем пророчество:даша бо, говорит, в снедь Мою желчь, и в жажду Мою напоиша Мя оцта (Псал. LXVIII, 22). Впрочем и этот не показывает, что Он пил. Нет различия — отведать что-нибудь только и не пить: это означает одно и то же. Но и здесь еще не конец их неистовству. После того, как обнажили Его, распяли, подносили оцет, они идут еще далее: смотря на пригвожденного ко кресту, поносят и они сами, и мимоходящие; и что было всего тяжелее, Он терпел страдания как бы льстец и обманщик, как гордый и пустой самохвал. Для того они и распяли Его всенародно, чтобы в глазах всех ругаться над Ним; для того распяли и руками воинов, чтобы под предлогом, что приговор произнесен в народном судилище, тем свободнее предаваться неистовству.

И кого бы не смягчил народ, последующий за Ним и рыдающий? Но только не этих зверей. Вот почему Он тех и удостоил ответа, а этих не удостоил.

Выходя, они встретили одного Киринеянина, по имени Симона; сего заставили нести крест Его. — Пусть не подумает кто-нибудь, что этому месту противоречит рассказ евангелиста Иоанна. Он говорит, что, выходя со двора судилища, Господь Сам нес крест Свой, Матфей же говорит, что они нашли человека из Кирены, по имени Симона, которого, — захватив силой, — они заставили нести крест Иисуса. Это и нужно понимать так, что, выходя из двора судилища, Иисус Сам нес крест, а потом они встретили человека, на которого и возложили нести крест. А в переносном смысле это значит, что крест Иисуса принимают народы [языческие] и послушный чужестранец несет позор Спасителя.

И пришли на место, которое называется Голгофа, что значит: гористое с обнаженным верхом место [лобное]. — Я слышал, что некто объяснял, будто лобное место есть то, на котором был погребен Адам, и оно названо так потому, что там скрыт череп древнего [первого] человека, и будто бы в связи с этим стоит изречение апостола: Встань, спящий, и воскресни из мертвых, и осветит тебя Христос (Еф 5:14). Благоприятное толкование и ласкающее слух народа, но неверное. В действительности же вне города, за воротами находятся места, где отсекаются головы осужденных, и эти места получили название лобное, то есть место обезглавленных. Господь распят там ради того, чтобы воздвиглось знамя мученичества там, где было поле осужденных и, как ради нас Он сделался проклятием крестным, был бичуем и распят, так и для спасения всех Он, как будто злодей, распят между злодеями. Но если кто-либо захочет оспаривать, что Господь ради того погребен там, чтобы-де самою Своею кровью оросить могильный холм Адама, то мы спросим такового: почему же на том месте были распяты и другие разбойники? Из этого явствует, что лобное место не было могильным холмом первого человека, а значит: место обезглавленных, так что там, где был в изобилии грех, преизобильной была и благодать (Рим 5:20). А в свитке Иисуса, сына Нави[на] мы читаем, что Адам был погребен возле Хеврона и Арбее (Нав 14:15).

А после того, как они распяли Его, разделили Его одежды, бросая жребий, так что исполнилось сказанное чрез пророка, который говорит: Разделили между собою одежды Мои, и об одежде Моей бросали жребий. — И это было предсказано в том же псалме: Делят ризы мои между собою, и об одежде моей бросают жребий (Пс 21:19).

И, придя на место, называемое Голгофа, что значит: Лобное место, дали Ему пить уксуса, смешанного с желчью; и отведав не хотел пить. Распявшие же Его делили одежды Его, бросая жребий; и сидя стерегли Его там; и поставили над головою Его надпись означающую вину Его: Сей есть Иисус, Царь Иудейский. Место называлось лобным потому, что, как говорит предание отцов, здесь погребен был Адам: как в Адаме все мы умерли, так должно, чтобы во Христе ожили. Не смущайся, слыша евангелистов, когда этот говорит, что Господу был принесен уксус с желчью; Марк — что было принесено вино со смирною; а Иоанн — уксус с желчью и иссопом. Многими делаемо было многое, как бывает в беспорядочной толпе, когда каждый делает иное: поэтому надо думать, что один принес вино, а другой — уксус с желчью. Много родов смерти. Но Христос умирает посредством креста, чтоб и древо освятить, чрез которое мы прокляты были, и благословить все: и небесное, что обозначается верхнею частью креста, — и подземное, что обозначается чрез подножие, — и пределы земли, как восточной, так и западной, что обозначается поперечными частями креста; а вместе и для того умирает посредством креста, чтоб, распростерши руки, призвать и собрать чад Божиих расточенных. Воины делят одежды Его, как человека бедного и ничего иного не имеющего. Что другой евангелист назвал титлом, то Матфей называет «виною», ибо надписали, чего ради распять: распять, как Царь Иудейский и вводитель новшеств. Слово же «царь» они надписали ради клеветы; однако свидетельство это верно, хотя и представлено от врагов, — ибо Господь есть Царь, пришедший для того самого, чтобы спасти иудеев. Когда же плотские иудеи не восхотели, чтобы Он царствовал над ними, Он соделывается Царем духовных иудеев, то есть исповедывающих, ибо «иудей» значит «исповедывающий».

Ст. 38-44 Тогда распяты с Ним два разбойника: один по правую сторону, а другой по левую. Проходящие же злословили Его, кивая головами своими и говоря: Разрушающий храм и в три дня Созидающий! спаси Себя Самого; если Ты Сын Божий, сойди с креста. Подобно и первосвященники с книжниками и старейшинами и фарисеями, насмехаясь, говорили: других спасал, а Себя Самого не может спасти; если Он Царь Израилев, пусть теперь сойдет с креста, и уверуем в Него; уповал на Бога; пусть теперь избавит Его, если Он угоден Ему. Ибо Он сказал: Я Божий Сын. Также и разбойники, распятые с Ним, поносили Его

Бог между двумя разбойниками — верх издевательства; прекраснейший крин — между двумя терниями. Зрелище, которого земля никогда не видела, и никогда не увидит. Но это для того, чтобы грех показал все, на что он способен, в борьбе против Бога. Это ему допущено Богом, чтобы потом грех не говорил бы через грехотворцев и грехолюбцев, что ему не дали показать всю силу свою, силу, перед которой даже и Бог не мог бы устоять. И вот, попущено ему это, хотя и выглядит так, как будто Бог не способен защититься от смерти, которую Ему навязывает человеческое зло. И Он — мирно умирает на кресте между двумя разбойниками: какое терпение, какая кротость, какое смирение, какая благость, какое человеколюбие! Всему этому нет конца в кротком Богочеловеке. И вот еще одно доказательство, что нет конца этому: Его, распятого, хулят евреи, высмеивают: если ты Сынъ Божiй, сойди съ креста; другихъ спасалъ, а Себя Самого не можетъ спасти. Если Онъ Царь Израилевъ, пусть теперь сойдетъ съ креста и уверуемъ въ Него. Уповалъ на Бога; пусть теперь избавитъ Его, если Онъ угоденъ Ему. Ибо Онъ сказалъ: Я Божiй Сынъ (стих 40.42. 43).

Кто из людей, имея все то, что имел Богочеловек, не ответил бы на все это? Но без этой кротости и долготерпения Богочеловека, разве его Евангелие называлось бы по праву Евангелием кротости? И еще: разве без Его смерти был бы уничтожен лютейший враг рода человеческого — смерть? И разве грех человеческий когда-либо дошел бы до своего высшего торжества, и превзошел бы все свои вершины, и оттуда сорвался бы стремглав в свою бездонную пропасть смерти, и так весь разбился, и стерся, и уничтожился, и умертвился.

Лк., XXIII, 39-43

Ст. 39-43 Один из повешенных злодеев злословил Его и говорил: если Ты Христос, спаси Себя и нас. Другой же, напротив, унимал его и говорил: или ты не боишься Бога, когда и сам осужден на то же? и мы осуждены справедливо, потому что достойное по делам нашим приняли, а Он ничего худого не сделал. И сказал Иисусу: помяни меня, Господи, когда приидешь в Царствие Твое! И сказал ему Иисус: истинно говорю тебе, ныне же будешь со Мною в раю. Как же прочие евангелисты говорят (Мф. 27, 44; Мк. 15, 32), что Иисуса злословили оба разбойника? Сначала, вероятно, оба злословили Его; а потом один из них, который поблагоразумнее, познал благость и Божество Иисуса из тех слов, кои Он изрек за распинателей, говоря: «Отче! прости им». Ибо слова сии не только исполнены совершенного человеколюбия, но обнаруживают много и собственной власти. Иисус не сказал: Господи, молю Тебя, прости им, но просто так же, как и со властью: «Отче! прости им». Вразумленный сими словами, тот, кто прежде злословил Иисуса, признает Его истинным Царем, заграждает уста другому разбойнику и говорит Иисусу: помяни меня во Царствии Твоем. Что же Господь? Как человек — Он на кресте, а как Бог — везде, и там, и в раю все наполняет, и нет места, где Его нет, — Иные спросят: когда Господь говорит разбойнику — «Ныне же будешь со Мною в раю», то как после сего Павел сказал, что никто из святых не получил обетования (Евр. 11, 39)? И одни отвечают: апостол не о всех святых выразился, что они не получили обетования, но только о тех, коих он перечислил. А перечислил он много других, но о разбойнике не упомянул. Ибо слушай, что говорит:«все сии»; очевидно, он речь свою относил к тем, коих он перечислял и в числе коих нет этого разбойника. Другие говорили, что и разбойник еще не наследовал жизни в раю; но поскольку обещание Господа непреложно и отнюдь неложно, поэтому и сказано: ныне же будешь со Мною в раю. Ибо есть, говорят, в речах Господа и такие обороты, в коих Он о будущем выражается как о случившемся. Например, когда говорит:«неверующий уже осужден» (Ин. 3, 18), и в другой раз:«слушающий слово Мое и верующий в Пославшего Меня имеет жизнь вечную, и на суд не приходит, но перешел от смерти в жизнь» (Ин. 5, 24). Иные искажают это изречение, именно: после «ныне» ставят знак препинания так, чтоб выходила такая речь: истинно говорю тебе ныне, а потом продолжают: будешь со Мною в раю. Еще иные, и, кажется, весьма удачно, объясняют это так: обещанные нам блага суть не жизнь в раю или возвращение в оный, а Царство Небесное, почему мы и молимся: «да приидет Царствие Твое», а не жизнь райская. И не говори мне никто, что рай и Царствие одно и то же. Ибо благ Царствия ни глаз не видал, ни ухо не слыхало, и на сердце человеку они не приходили (1 Кор. 2,9). А рай и виден был глазом Адама, и ухо о нем слышало, ибо сказано: «от всякого дерева в саду ты будешь есть» (Быт. 2, 16). Хотя Адаму и воспрещено было одно дерево, однако же он и видел его, и слышал о нем. Рай и на сердце человеку приходил. Ибо Адам увеселялся душевно, так как он не оставлял такой деятельности и земледельческой радости. Поэтому, — говорят, — Павел нисколько не противоречит. Разбойник получил «рай», но не получил «Царствия»; получит же оное тогда, когда получат и все те, коих перечислил. По крайней мере, в настоящее время он в раю, который есть место душевного успокоения. Так говорили многие и много раз. Можно сказать, что ничто не мешает быть истинными словам как Господним, так и Павловым и в том случае, если даже Царство Небесное и рай суть одно и то же. Ибо разбойник хотя в раю или в Царствии, и не только он, но и все исчисленные Павлом, однако же он не наслаждается всецелым обладанием благ. Как осужденные не находятся в царских жилищах, но заключены в темницы и стерегутся для предназначенных наказаний, а почетные входят в чертоги царские и пребывают в них, потом, когда настанет время раздачи, удостаиваются даров царских, так и святые, хотя не вкушают еще полного блаженства, однако же, находятся в обителях светлых, полных благовония и, вообще говоря, царских, хотя еще не удостоились окончательного раздаяния царских даров. Так и разбойник, хотя стал теперь в раю, однако же, не наслаждается совершенным блаженством, чтобы не без нас достиг совершенства (Евр. 11, 40). И такое объяснение, по моему мнению, всех справедливее. — Не говорю уже о том, что и дарования святых, проявляющиеся в повседневных чудотворениях, справедливо могут быть названы раем и что все они, поскольку, сподобившись дарований духовных, приняли в оных залог Духа, находятся в раю, хотя не достигли совершенства, и получили Царствие, как говорит Павел в том же послании к Евреям, хотя не получили обещанного. Под словом «обетование» он, очевидно, разумел полноту наслаждения. Итак, они еще не получили всего обещанного, однако же, находятся в Царствии и в раю. Прошу тебя, подивись и сему: как царь какой-нибудь, возвращаясь с победы с трофеями, несет за собой самую лучшую часть добычи, так и Господь, похитив самую лучшую добычу у диавола, ведет оную с Собою, возвращаясь в первоначальное отечество человека, то есть в рай. Он был в раю не Божеством только, но и воспринятой Им мыслящей и разумной душой человеческой, и в раю был с духом и во ад нисходил с душой. Спасши разбойника, Господь связал орудие злобы, согласно Своему предсказанию: связав сильного, вещи его расхитит (Мф. 12,29).

Мф., XXVII, 45-54

Ст. 45-54 От шестого же часа тьма была по всей земле до часа девятого; а около девятого часа возопил Иисус громким голосом: Или, Или! лама савахфани? то есть: Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил? Некоторые из стоявших там, слыша это, говорили: Илию зовет Он. И тотчас побежал один из них, взял губку, наполнил уксусом и, наложив на трость, давал Ему пить; а другие говорили: постой, посмотрим, придет ли Илия спасти Его. Иисус же, опять возопив громким голосом, испустил дух. И вот, завеса в храме раздралась надвое, сверху донизу; и земля потряслась; и камни расселись; и гробы отверзлись; и многие тела усопших святых воскресли и, выйдя из гробов по воскресении Его, вошли во святый град и явились многим. Сотник же и те, которые с ним стерегли Иисуса, видя землетрясение и все бывшее, устрашились весьма и говорили: воистину Он был Сын Божий

Вот то знамение, которое Он прежде обещал просившим! Род лукав и прелюбодей, — так говорил Он, — знамения ищет, и знамение не дастся ему, токмо знамение Ионы пророка(Матф. XII, 39; Лук. XI, 26), — то есть крест, смерть, гроб и воскресение. И опять, иным образом указывая на силу креста, говорил: егда вознесете Сына человеческаго, тогда познаете, яко Аз есмь (Иоан. VIII, 28), — то есть, когда распнете Меня, и подумаете, что уже победили Меня, тогда-то особенно узнаете Мою силу. Действительно, после того как Он был распят, их город истреблен, иудейство кончилось, гражданское бытие и свобода их исчезли; напротив евангельская проповедь процвела и простерлась до пределов вселенной: земля и море, обитаемые и необитаемые страны, повсюду возвещают силу слова Христова. Итак, вот что говорит Он, и вот что случилось во время распятия на кресте! И это тем более удивительно, что случилось в то время, как Он пригвожден был ко кресту, а не тогда, когда ходил по земле. Но не это одно дивно; дивно то, что знамение, которого они искали, было и с неба, и явилось во всей вселенной, чего прежде никогда не случалось, разве только в Египте, когда надлежало совершить пасху, поскольку то было образом настоящих событий. Заметь и то, когда это происходит: в полдень, когда по всей вселенной был день, дабы знали все обитатели земли. Этого достаточно было, чтобы обратить их к истине, не только в виду величия чуда, но и в силу его благовременности. В самом деле, оно совершается уже после всех дел безумия их, после беззаконного издевательства, когда они уже оставили свое неистовство, когда перестали насмехаться, когда насытились бесстыдными ругательствами, и высказали все, что хотели: только после всего этого показал Он тьму, чтобы по крайней мере теперь они укротили гнев свой, и извлекли себе пользу из чуда. Совершать такие знамения на кресте было гораздо удивительнее, нежели сойти с креста. Если они думали, что эти чудеса совершал Он, то необходимо надлежало верить и трепетать; а если думали, что не Он, но Отец, — и тогда им надлежало придти в сокрушение, так как мрак этот свидетельствовал о том, что Отец прогневан был их преступлением. А что это не было затмение, а гнев и негодование, это видно, кроме того, и из самого времени: тьма продолжалась три часа. Затмение совершается в несколько минут, как это известно тем, кто наблюдал это явление; таково и в наше время случилось затмение. Отчего же, скажешь, не пришли в изумление все, и не признали Христа Богом? Оттого, что тогда род человеческий погружен был в беспечность и нечестие; чудо, это было одно, и едва явилось, вскоре окончилось; а ни у кого не было ревности изыскать причины его; явные беззакония находили себе извинение и в обычаях. Не хотели и знать, что за причина этого явления, а думали, что оно было следствием или затмения, или другой какой естественной причины. И что дивиться внешним, которые ничего не знали, и по своей великой беспечности не старались узнать причины события, когда жившие в самой Иудее, после стольких чудес, продолжали поносить Иисуса, хотя им явно было, что Он это сделал? Для того Он и говорит после этого чуда: Или, Или, лима савахфани, чтобы они знали, что Он еще жив, и что Он совершил его, и таким образом укротили бы свою ярость. Из этого они могли видеть, как Он даже до последнего издыхания чтит Отца, и не есть богопротивник. Он взывает пророческим голосом, свидетельствуя до последнего часа о истине ветхого завета, и не только пророческим, но и еврейским, чтобы им было понятно и внятно. Во всем этом показывал Он Свое единомыслие с Отцом Своим. Но заметь и здесь их дерзость, необузданность и безумие. Они подумали, говорит евангелист, что Он зовет Илию, — и тотчас напоили Его оцтом. А другой, подошедши, пронзил копьем бок Его. Что может быть нечестивее этого, что звероподобнее? До того простерли свое неистовство, что и над бездыханными останками ругаются. Но смотри, как Он и их нечестие обращает к нашему спасению. За ударом истекли источники спасения нашего. Иисус же, возопив гласом велиим, испусти дух (ст. 50). Вот то, о чем Он говорил: область имам положити душу Мою, и область имам паки прияти ю. Аз полагаю ю о Себе(Иоан. X, 18). Для того Он и возопил, чтобы показать, что дело совершается по Его воле. Марк говорит: яко дивися Пилат, аще уже умре (ст. 44, 45), и что сотник особенно потому уверовал, что Иисус умер с знамениями власти. Голос этот раздрал завесу, отверз гробы и сделал храм пустым. И это учинил Он не для того, чтобы обесчестить храм (мог ли сделать это Тот, Кто говорил: не творите дому Отца Моего дому купленаго — Иоан. II, 16), но показывал этим, что они недостойны пребывания в нем; подобно тому как когда Он предал его и вавилонянам. Кроме того настоящее событие было еще и предречением будущего запустения и перемены на лучшее и высшее и знамением Его могущества.

Вместе с тем и в последовавших за тем событиях Христос показал Свою силу, именно в воскресении мертвых, в омрачении света, в перемене стихий. Во время Елиссея один мертвец, коснувшись мертвеца, воскрес. Теперь голос воздвиг мертвецов, тогда как тело пригвождено было ко кресту. Впрочем, первое было прообразом настоящих событий; для того оно и происходило, чтобы верили настоящему. И не только возбуждаются мертвые, но и камни расседаются, и земля трясется, чтобы познали, что Он мог и их и омрачить, и расторгнуть. Тот, Кто расторгнул камни и омрачил вселенную, тем более мог сделать то же над ними, если бы захотел. Но Он не восхотел этого; излив гнев Свой на стихии, Он желал спасти их кротостью. Но они не оставили своего неистовства. Такова зависть, такова ненависть: не легко укротить ее! И при всех таковых явлениях бесстыдство их было одинаково. Впоследствии же, когда, не смотря на то, что положена была печать на гробе, приставлена воинская стража, Он воскрес, и они услышали об этом от самих стражей, обольстили и других деньгами, и хотели скрыть свидетельство о воскресении. Итак, не удивляйся тому, что они и тогда так бесчестно поступали: так они раз навсегда расположились во всем поступать бесстыдно! Смотри только, сколько знамений Он сотворил, то на небе, то на земле, то в самом храме. Этим Он частью показывал Свое негодование, частью то, что и недоступное сделается теперь доступным, и что небо отверзется и откроется истинное святое святых. Они говорили: аще царь Израилев есть, да снидет ныне со креста; а Он показывает им, что Он есть Царь всей вселенной. Они говорили: разоряяй церковь сию, и треми деньми созидаяй ю; а Он указывает, что их храм совершенно запустеет. Далее, они говорили: иныя спасе, Себе ли не может спасти? Он же, пребывая на кресте, с избытком показывает им Свою силу над телами рабов Своих. Подлинно, если великое дело выйти из гроба четверодневному Лазарю, то гораздо важнее всем давно усопшим внезапно явиться живыми, что было знамением будущего воскресения.Многа бо, говорится, телеса усопших святых восташа, и внидоша во святый град, и явишася мнозем (ст. 52, 53). Чтобы это событие не сочли призрачным, воскресшие являются многим в городе. Тогда и сотник прославил Бога, говоря: воистинну человек сей праведен бе. Народи же, приходящии на позор сей, биюще в перси своя, вовращахуся(ст. 54). Такова сила Распятого, что после таких насмешек и ругательств, и сотник, и народ пришли в умиление! Некоторые говорят, что этот сотник, укрепившись после того в вере, совершил мученический подвиг.

Ин., XIX, 31-37

Ст. 31-34 Иудее же, понеже пяток бе, да не останут на кресте телеса в субботу, бе бо велик день тоя субботы, молиша Пилата, да пребиют голени их и возмут. Приидоша же воини, и первому убо пребиша голени, и другому распятому с Ним: на Иисуса же пришедше, яко видеша Его уже умерша, не пребиша Ему голений, но един от воин копием ребра Ему прободе, и абие изыде кровь и вода

Между тем иудеи, пожирающие верблюда и оцеживающие комаров (Мф. 23, 24), совершив столь великое злодеяние, опять выказывают особенную заботливость о дне. Понеже пяток бе, да не останут на кресте телеса в субботу, молиша Пилата, да пребиют голени их (Ин. 19, 31). Видишь, как могущественна истина? О чем они так ревностно стараются, чрез то самое исполняется пророчество и сбывается новое, бывшее им предсказание. В самом деле, когда воины пришли, то у других перебили голени, а у Христа не перебили; но в угождение иудеям пронзили копием ребра Его и таким образом поругались даже над мертвым Его телом. Какое гнусное и отвратительное злодеяние! Но не смущайся, возлюбленный, и не унывай! Что они делали с злым намерением, то самое содействовало к утверждению истины; об этом именно было пророчество, которое говорит: воззрят нань, Егоже прободоша(ст. 37). Кроме того, это злодеяние послужило основанием веры для тех, которые впоследствии имели не веровать, например для Фомы и подобных ему. А вместе с тем тут совершилось и неизреченное таинство: абие изыде кровь и вода (ст. 34). Не без значения и не случайно истекли эти источники, но – потому, что из того и другого составлена Церковь. Это знают посвященные в таинства: водою они возрождаются, а кровию и плотию питаются. Так, отсюда получают свое начало таинства; и потому, когда ты приступаешь к страшной чаше, приступай так, как бы ты пил от самого ребра.

Ст. 35-36 И видевый свидетелствова, и истинно есть свидетелство его, и той весть, яко истину глаголет, да вы веру имете: быша бо сия, да сбудется Писание: кость не сокрушится от Него

И видевый это свидетельствова, и истинно есть свидетельство его (ст. 35), то есть: я не от других слышал, но сам был при том и видел, и свидетельство истинно. И это справедливо, потому что он повествует о поношении, какому подвергся Христос, а не о чем-нибудь великом и чудном, из-за чего бы ты мог заподозрить его слово. Он подробно рассказывает о случившемся, чтобы заградить уста еретикам и предвозвестить будущие таинства, – созерцая заключающееся в них сокровище. При этом исполняется и другое пророчество, именно: кость не сокрушится от Него (ст. 36). Хотя это сказано было об агнце иудейском, но в прообразе так было наперед ради истины, и совершеннее это исполнилось в настоящем случае. Потому-то евангелист и представил на вид слова Пророка. Так как, непрестанно указывая на собственное свое свидетельство, он мог показаться недостойным веры, то он представляет во свидетели Моисея, говоря, что и это совершилось не случайно, но уже издревле было преднаписано. Вот это именно и значат слова: кость не сокрушится от Него. С другой стороны, своим свидетельством он подтверждает слова Пророка. Я, говорит, сказал об этом для того, чтобы вы узнали, что между прообразом и истиною находится большое сходство. Видишь, сколько он употребляет старания, чтобы уверить в том, что кажется позорным и по видимому наносит бесчестие? Подлинно, то обстоятельство, что воин поругался даже над мертвым телом, было гораздо хуже самого распятия; однако ж я, говорит, и об этом сказал, и сказал с великим тщанием, да вы веру имете (ст. 35). Итак, пусть никто не отказывается веровать, пусть никто не стыдится и не причиняет чрез то вреда нашим делам. То, что кажется особенно позорным, то именно и составляет наше драгоценнейшее благо.

Ст. 35-37 И видевший засвидетельствовал, и истинно свидетельство его; он знает, что говорит истину, дабы вы поверили. Ибо сие произошло, да сбудется Писание: кость Его да не сокрушится (Исх. 12, 46). Также и в другом месте Писание говорит: воззрят на Того, Которого пронзили

(Зах. 12, 10). Не от других, говорит, я слышал, но сам тут был и видел, «и истинно свидетельство» мое. Справедливо замечает это. Он повествует о поругании, а не о чем-нибудь великом и досточестном, чтобы тебе заподазривать это сказание. Для того, говорит, я подробно описываю это и не скрываю, по-видимому, бесчестное, чтобы вы верили, что все это, несомненно, истинно, а не составлено в чью-нибудь пользу. Ибо кто говорит в чью-нибудь пользу, тот выставляет более славное. А как Моисея считали достовернее его, то он и его приводит в свидетели. Что Моисей сказал об агнце, закалаемом в Пасху, «кость не сокрушится» (Исх. 12, 10), то, по объяснению евангелиста, исполнилось на Христе. Ибо тот агнец был образом Его, и много сходного между им и Истиною. Исполнится и другое пророчество, говорящее: «воззрят на Того, Кого пронзили» (Зах. 12, 10), Ибо, когда Он придет судить, тогда увидят Его в лучшем и боговиднейшем теле, и пронзившие узнают Его и восплачут. Сверх сего, это дерзкое дело врагов Иисусовых для неверующих будет дверью веры и доказательством, как, например, для Фомы. Ибо он удостоверился в воскресении чрез осязание ребра. Итак,«кость не сокрушится» у Иисуса; а ребро Его проливает нам источники бытия и жизни. Вода-источник бытия, ибо мы чрез нее становимся христианами, а Кровь — жизни, ибо мы ею питаемся. И Слово Божие есть Агнец. Вкушая Его от головы до ног (голова божества, ибо оно — глава, и ног — плоти, ибо она — самая низшая часть), еще и внутренности Его, то есть тайное и сокровенное, с благоговением принимая в пищу, мы не сокрушаем костей, то есть трудных для понимания и возвышенных мыслей. Ибо, чего не можем понять, того мы не сокрушаем, то есть не стараемся понять худо и с извращением. Итак, когда здраво понимаем, тогда не сокрушаем, ибо божественное сохраняем в целости. А когда будем усиливаться понять и принимаем еретическое понимание, тогда сокрушаем и ломаем твердые и недоступные мысли. Такие предметы, то есть неудобопонятные, надобно жечь огнем, то есть предавать Духу, и Он обделает и утончит их, потому что Он постигает все, и глубины Божии (2 Кор. 2, 10).

Мф., XXVII, 55-61

Ст. 55-56 Там были также и смотрели издали многие женщины, которые следовали за Иисусом из Галилеи, служа Ему; между ними были Мария Магдалина и Мария, мать Иакова и Иосии, и мать сыновей Зеведеевых

Бяху же ту жены многи издалеча зряще, яже идоша служаще Ему: Мария Магдалина, и Мария Иаковля, и Иосии мати и мати сыну Заведеову (ст. 55, 56). На эти события взирают жены, особенно сострадательные и сетующие. Смотри каково их усердие! Они следовали за Ним, чтобы прислуживать Ему, и не отлучались от Него даже среди опасностей. Потому они и видели все: видели, как Он возопил, как испустил дух, как камни расселись, и все прочее. И они первые видят Иисуса, этот, столь презираемый, пол первый наслаждается созерцанием благ. В этом особенно видно их и мужество. Ученики убежали, а эти жены присутствовали. Кто же они были? Матерь Его, которую евангелист называет Иаковлевою, и прочие. Другой евангелист говорит, что и многие плакали об этом и били грудь свою. Это показывает, какова была жестокость иудеев. О чем другие воздыхали и плакали, над тем они смеялись, ни жалостью не трогались, ни страхом не укрощались. Все происходившее тогда было знамением великого гнева Божия; не просто знамением, но знамением ярости; все означало гнев чрезмерный, и тьма, и рассевшиеся камни, и разодранная пополам завеса, и землетрясение.

Ст. 57-61 Когда же настал вечер, пришел богатый человек из Аримафеи, именем Иосиф, который также учился у Иисуса; он, придя к Пилату, просил тела Иисусова. Тогда Пилат приказал отдать тело; и, взяв тело, Иосиф обвил его чистою плащаницею и положил его в новом своем гробе, который высек он в скале; и, привалив большой камень к двери гроба, удалился. Была же там Мария Магдалина и другая Мария, которые сидели против гроба

Да, да, умер Бог, и так вошел в сердце смерти, и, вошедши, разнес всю смерть на куски. Нет смерти больше, ибо Богочеловек стал на ее место: Бог Иисус, присутствующий Своим всемогущим Божеством, и с мертвым телом Своим в гробу, и со Своей человеческой душой в аду, обиталище всех от века скончавшихся душ. Так смертью Своей Богочеловек вошел во все миры и исполнил их Собой, Своей Божественной силой. Так исполнилось Его пророчество о Нем Самом: «когда Я вознесен буду отъ земли, всехъ привлеку къ Себе» (Ин 12, 32). — И привлек всех во всех мирах, когда-либо пробужденных для Бога, для Логоса, для Его непревзойденного Евангелия жизни во всех мирах.

Тело Иисуса, хотя оно и тело Бога, действительно умерло, действительно было мертво. Богоразумный Иосиф с Никодимом похоронили на самом деле мертвое тело, а не какой-то призрак, или оцепеневшее тело. Будь оно полумертвое или оцепеневшее, Пилат им не дал бы похоронить его, ибо он это проверил через своих стражей, которые Ему даже и ребра пронзили копьем, чтобы убедиться, что Он действительно умер. Если бы тело Иисуса было призрачным, разве тайный ученик Иосиф и другой тайный ученик Никодим просили бы о призраке, зная, что это тело не есть что-то существенно принадлежащее Иисусу, но призрачная маска, покрывало? И разве тайные ученики стали бы подвергаться опасности, прося у Пилата похоронить призрачное тело, которое и не может быть действительно мертвым?

Все, что сделано с телом Иисуса, и со стороны Его врагов, и со стороны Его друзей, показывает, что оно действительно было телом, и, когда умерло, было действительно мертвым. Только и будучи мертвым, оно отличалось от остальных мертвых тел человеческих: и в мертвом теле Своем всеживой Господь Иисус присутствовал Своей бессмертной и надсмертной Божественной личностью, и так этим изнутри и разрушил смерть, и всю силу смерти. Ибо смерть, ибо «узы смерти» не в состоянии были удержать и задержать Его (Деян 2, 24), и Он их разорвал все Своей Божественной всесилой.