Мф., 93 зач., XXIII, 1-12.

Ст. 1-2 Выйдя же в день тот из дома, Иисус сел у моря. И собралось к Нему множество народа, так что Он вошел в лодку и сел; а весь народ стоял на берегу

В день той, говорится, изшед Иисус из дому, седяше при мори (XIII, 1). Если хотите видеть и слышать Меня, — говорит Он, — то вот Я выхожу и беседую. Сотворивши много знамений, Он хочет опять доставить пользу учением Своим, и садится у моря, чтобы ловить и привлекать к Себе людей, находящихся на земле. Сел же Он у моря не без намерения (на что и евангелист намекает, отмечая это обстоятельство), но желая поставить Себя в таком положении, чтобы никого не было назади у Него, а все пред глазами. И собрашася к Нему народи мнози, якоже Ему в корабль влезти и сести: и весь народ на брезе стояше (ст. 2).

Ст. 3-9 И поучал их много притчами, говоря: вот, вышел сеятель сеять; и когда он сеял, иное упало при дороге, и налетели птицы и поклевали то; иное упало на места каменистые, где немного было земли, и скоро взошло, потому что земля была неглубока. Когда же взошло солнце, увяло, и, как не имело корня, засохло; иное упало в терние, и выросло терние и заглушило его; иное упало на добрую землю и принесло плод: одно во сто крат, а другое в шестьдесят, иное же в тридцать. Кто имеет уши слышать, да слышит

Когда Он сел тут, начал поучать притчами. И глагола им притчами много (ст. 3). Не так Он поступил на горе: там слово Свое не предложил Он в столь многих притчах. И это потому, что там был только простой и необразованный народ, а здесь находились и книжники и фарисеи. Но заметь, какую прежде говорит Он притчу, и как по порядку предлагает их Матфей. Итак, какую же прежде говорит Он? Ту, которую должно было прежде всего сказать, и которая более способна возбудить внимание в слушателе. Намереваясь говорить прикровенно, Он прежде возбуждает ум слушателей притчею. Потому и другой евангелист говорит, что Христос сделал им упрек за то, что они не разумеют: како не разуместе притчи (Мрк. IV, 13)? Впрочем, не для того только говорит Он притчами, но и для того, чтобы сделать слово Свое более выразительным, глубже напечатлеть его в памяти, и представить предмет нагляднее. Так поступают и пророки.

Итак, какая ж это притча? Се изыде сеяй, да сеет. Откуда вышел вездесущий и все исполняющий? Или, как вышел? Не местом стал Он ближе к нам, но расположением и промышлением о нас, когда облекся плотью. Так как грехи заграждали нам доступ к Нему и не позволяли взойти, то Он сам выходит к нам. И для чего вышел? Погубить ли землю, исполненную терний? Наказать ли земледельцев? Нет. Он вышел для того, чтобы тщательно возделать землю и посеять на ней слово благочестия. Здесь под семенем Христос разумеет Свое учение, а под нивою души человеческие, под сеятелем же Себя самого. Какой же плод этого семени? Три части его погибают и одна только остается. И сеющу ему, ова падоша при пути; и приидоша птицы, и позобаша я (ст. 4). Христос не сказал, что Он сам бросил, но что семя упало.Другая же на камень, идеже не имеяху земли многи: и абие прозябоша, зане не имеяху глубину земли; солнцу же возсиявшу, присвянуша, и зане не имеяху корения, изсхоша. Другая же в тернии, и взыде терние, и подави их. Другая же на земли добрей, и даяху плод: ово убо сто, ово же шестьдесят, ово же тридесять. Имеяй уши слышати, да слышит (ст. 5-9). Четвертая часть уцелела, да и та не одинаковый принесла плод, но большое и здесь различие. Из этих слов видно, что Христос предлагал учение Свое всем без различия. Как сеятель не различает находящейся пред ним нивы, но просто и без всякого различия бросает семена, так и Он не различает ни богатого, ни бедного, ни мудрого, ни невежду, ни беспечного, ни заботливого, ни мужественного, ни робкого; но всем проповедал, исполняя Свое дело, хотя и наперед знал, какие от этого будут плоды, чтобы можно было Ему сказать: что Мне еще нужно было сделать, и не сделал (Ис. V, 4)? Пророки говорят о народе, как о винограде: виноград бысть возлюбленному; и: виноград из Египта пренесл (Ис. V, 1,Псал. LXXIX, 9). А Христос говорит о народе, как о семени. Что же Он показывает этим? То, что теперь народ будет скоро и легко повиноваться, и тотчас даст плод. Когда же ты слышишь, что изыде сеяй сеяти, то не почитай этого тождесловием. Сеятель выходит часто и для другого дела, например: вспахать землю, или истребить негодную траву, или исторгнуть терние, или сделать другое что-нибудь подобное; но Христос вышел для сеяния.

Отчего же, скажи мне, погибла большая часть семени? Это произошло не от сеявшего, но от земли приемлющей, т. е. от души не внимавшей. Но почему не говорит Он, что иное семя приняли беспечные, и погубили его; другое приняли богатые, и подавили его; иное слабые, и пренебрегли его? Он не хочет сделать им сильного упрека, чтобы не ввергнуть их в отчаяние, но предоставляет обличение собственной совести слушателей. Впрочем, это случилось не только с семенем, но и с неводом. И в нем было много бесполезного. Настоящую притчу Христос предлагает для укрепления и наставления учеников Своих, чтобы они не унывали, хотя и большинство приемлющих слово их погибнут. То же было и с самим Господом; и хотя Он наперед знал, что так именно будет, не переставал однакож сеять. Но благоразумно ли, скажешь, сеять в тернии, на каменистом месте, при дороге? Конечно, в отношении к семенам и земле это было бы не благоразумно; но в отношении к душам и учению это весьма похвально. Если бы земледелец стал так делать, то справедливо заслуживал бы порицания, потому что камню нельзя сделаться землею, и дороге не быть дорогой, и тернию не быть тернием; но не то бывает с существами разумными. И камню можно измениться и стать плодородною землею; и дорога может быть не открытой для всякого проходящего и не попираться его ногами, а может сделаться тучною нивою; и терние может быть истреблено, и семена могут расти беспрепятственно. Если бы это было невозможно, то Христос и не сеял бы. Если же такое изменение происходило не во всех, то причиною этого не сеятель, но те, которые не хотели измениться. Христос исполнил Свое дело; если же они пренебрегли Его учением, то явивший столь великое человеколюбие не виновен в том. Заметь еще и то, что не один путь погибели, но различные, и один от другого далеко отстоящие. Те, которые подобны дороге, это — нерадивые, беспечные и ленивые, а камень изображает только слабейших.На камени сеянное, говорит Христос, сие есть: слышай слово, и абие с радостию приемлет е: не имать же корене в себе, но привременен есть. Бывши же печали, или гонению словесе ради, абие соблажняется. Всякому слышащему слово истины и не разумевающу, приходит лукавый, и восхищает всеянное из сердца его: сие есть при пути сеянное (Матф. XIII, 20, 21, 19). Не одно и то же, когда учение теряет силу свою без всяких козней и притеснений, и — когда оно бывает недействительно при искушениях. Те же, которые подобны тернию, виновнее всех прочих.

Итак, чтобы не случилось с нами чего-нибудь подобного, будем усердно внимать учению и беспрестанно иметь его в памяти. Пусть дьявол и хищничает; но от нас зависит не давать ему расхищать. Если семена и засыхают, то не зной бывает причиной этого, — не сказано, ведь, что посохли от зноя, но:зане не имеяху корения. Если и подавляется слово, то не от терния это происходит, но от тех, которые допустили взойти ему. Можно, если захочешь, не допустить этого негодного растения и богатство употребить, как должно. Потому Христос не сказал: век, но: печаль века; не сказал: богатство, но: лесть богатства (ст. 22). Итак, будем обвинять не самые вещи, но испорченную волю. Можно и богатство иметь, и не обольщаться им, — и в веке этом жить, и не подавляться заботами. Богатство соединяет в себе два противоположные зла: одно сокрушает и омрачает — это есть забота; другое расслабляет — это есть роскошь. И хорошо сказал Спаситель —лесть богатства, потому что все в богатстве лесть, — имена только, а не действительность. Подлинно, и удовольствие, и слава, и пышность и все тому подобное — один только призрак, а не действительная истина. Итак, сказав о различных родах погибели, Он наконец говорит и о доброй земле, чтобы не привести в отчаяние, но подать надежду на раскаяние и показать, что возможно из камня и терния обратиться в добрую землю. Но если и земля хороша, и сеятель один, и семена одни и те же, то почему одно семя принесло плод во сто крат, другое в шестьдесят, третье в тридцать? Здесь опять различие зависит от свойства земли, потому что и в хорошей земле можно найти много различия. Теперь видишь, что виною этому не земледелец, и не семена, но приемлющая земля. Различие это зависит не от природы людей, но от их воли. И здесь открывается великое человеколюбие Божие в том, что Господь требует не одинаковой степени добродетели, но и первых приемлет, и вторых не отвергает, и третьим дает место. Это говорит Он для того, чтобы последователи Его не подумали, что для спасения достаточно одного слышания. Почему же, скажешь ты, Он не сказал о других пороках, — наприм., о плотском вожделении, тщеславии? Сказавши: печаль века сегои лесть богатства, Он все сказал, потому что и тщеславие, и все другие пороки дело века сего и лести богатства, как, наприм., удовольствие, жадность, зависть, тщеславие и все прочее, подобное этому. О пути же и камне Он упомянул, желая показать, что недостаточно освободиться от любви к богатству, но нужно позаботиться и о другой добродетели. Что пользы в том, если ты не пристрастен к богатству, но женоподобен и изнежен? Что пользы в том, если не изнежен, но беспечно и нерадиво слушаешь слово? Недостаточно одной добродетели для спасения нашего, но нужно, во-первых, тщательное слушание слова и всегдашнее памятование о нем; потом нужно мужество; далее — презрение богатства, и наконец — бесстрастие ко всему житейскому. Слышание слова потому поставляет Он прежде всего прочего, что оно прежде всего нужно. Како уверуют, если не услышат (Рим. X, 14)? Так и мы (если не будем внимать слову, не будем иметь возможности узнать то, что должно делать). Потом уже говорит Он о мужестве и о презрении настоящих благ.

Ст. 10-13 И, приступив, ученики сказали Ему: для чего притчами говоришь им? Он сказал им в ответ: для того, что вам дано знать тайны Царствия Небесного, а им не дано, ибо кто имеет, тому дано будет и приумножится, а кто не имеет, у того отнимется и то, что имеет; потому говорю им притчами, что они видя не видят, и слыша не слышат, и не разумеют

Достойно удивления, что ученики, не смотря на сильное желание узнать, почему Иисус Христос говорит народу в притчах, разбирают время, когда предложить этот вопрос. Они делают это не при всех, как показал Матфей, говоря: и приступивше. А что объяснение мое не есть догадка, это открывает яснее Марк, когда говорит, что ученики приступили к Нему, когда Он был один (Марк. IV, 10). Так надлежало поступить и братьям, и Матери Его: не вызывать Его из дома и не выставлять себя. Заметь также и великую любовь учеников, — как много они заботятся о других, и сперва ищут их пользы, а потом уже своей. Почто, говорят они, притчами глаголеши им? Они не сказали: для чего Ты нам в притчах говоришь? И в других случаях они часто обнаруживают любовь свою ко всем, — например, когда говорят: отпусти народ (Лук. IX, 12), и также:веси ли, яко соблазнишася (Матф. XV, 12). Что же отвечает им Христос? Вам, говорит Он, дано есть ведати тайны царствия небеснаго, онем же не дано есть. Он это сказал не указывая на какую-либо необходимость, или на простое и случайное некоторых избрание, но показывая, что слушающие сами причина всех зол, и вместе желая открыть, что разумение тайн царствия есть дар благодати, ниспосылаемой свыше. Впрочем, хотя это и дар, однако этим не уничтожается свобода, как видно из последующих слов. А чтобы одни не предались отчаянию, а другие беспечности, слыша, что им дано разуметь тайны царствия, смотри, как Он показывает и тем и другим, что это первоначально зависит от нас: иже бо имать, говорит Он,дастся ему, и преизбудет; а иже не имать, и еже мнится имети возмется от него (Матф. XIII, 12; XXV, 29). Хотя эти слова довольно неясны, но они заключают в себе непререкаемую правду. Они означают то, что кто сам желает и старается приобресть дары благодати, тому и Бог дарует все; а в ком нет этого желания и старания, тому не принесет пользы и то, что он имеет, и Бог не сообщит ему даров Своих. И еже мнится имея, говорит, возмется от него. Это не то значит, что Бог отнимает у него, но что не удостаивает его даров Своих. Так поступаем и мы. Когда видим, что кто-нибудь слушает нас рассеянно, и при всех убеждениях наших остается невнимательным, — наконец перестаем говорить, потому что, если мы будем настаивать, то беспечность его еще более усилится. Напротив, кто с ревностью слушает учение наше, того мы завлекаем в разговор и многое ему сообщаем. И справедливо сказано: и еже мнится имея, — потому что такой человек и этого не имеет. Далее Он объясняет слова Свои, показывая, что значит — имущему дано будет, говоря таким образом: от неимущаго же, и еже мнится имея, возмется от него. Сего ради, продолжает Он, в притчах глаголю им, яко видяще не видят (ст. 13). Но если они не видали, — скажешь, — то надлежало им открыть глаза. Да, если бы ослепление это было от природы, то надлежало открыть; но так как ослепление это было произвольное и зависело от свободы, то Он не сказал просто: не видят, но: видяще не видят, то есть, что слепота их происходит от собственного их развращения. Они видели, что Он изгонял бесов, и говорили: о Веельзевуле князе бесовстем изгонит бесы (Лук. XI, 15). Слышали, что Он приводит их к Богу и поступает во всем согласно с волею божественною, — и говорили: несть Сей от Бога (Иоан. IX, 16). Таким образом, сами они поступали вопреки тому, что видели и что слышали. За это-то, говорит Христос, Я и зрение и слух отниму у них. Они не только не получают от этого никакой пользы, но напротив, подвергаются еще большему осуждению, — потому что они не только не веровали в Него, но и поносили, и обвиняли, и злоумышляли против Него. Об этом последнем Он впрочем умалчивает, потому что не хочет быть строгим в обвинении. Сначала Он не притчами говорил им, но просто и ясно. Но так как они стали неохотно слушать Его, то Он наконец стал говорить им притчами.